Николай Дупак, Каталин Любимова-Кунц, Владимир Высоцкий и Юрий Любимов
«Влади высоко ценила дарование мужа. Может, как никто другой из окружения Высоцкого. Разве что еще Любимов всегда понимал, кто перед ним. Но многие не видели...» (Директор Театра на Таганке Николай Дупак, Каталин Любимова-Кунц, Владимир Высоцкий и Юрий Любимов. 1979 г.)
Фото: РИА Новости
Однажды я подвозила нашу с Высоцким общую знакомую на Пресню, где она жила. Приятельница что-то увлеченно мне рассказывала, но вдруг застонала, почувствовав сильную боль внизу живота, вся побледнела и скрючилась. Я вспомнила, что на углу Красной Пресни и Малой Грузинской есть какая-то больница. Бросив машину у тротуара, мы потащились туда. Во дворе нам перегородила путь санитарка: «У нас ремонт, мы закрыты! Вези ее на Шмитовский, в женскую, у нее, наверное, внематочная». Мы поплелись к машине по Малой Грузинской, и вдруг — «Мерседес» Высоцкого. Он ведь жил на Малой Грузинской и как раз ехал домой. Но заметил нас, остановился. И, не задав ни одного лишнего вопроса, посадил в машину, повез. Через несколько минут мы были уже у приемного отделения. Из деликатности Владимир Семенович остался ждать на улице. А у нас — снова неудача. Тетка в регистратуре наотрез отказалась нами заниматься: «Почему без паспорта? Из какого вообще района? Вот и давайте по месту прописки!» Я пыталась объяснить, что требуется срочная помощь, перешла на повышенный тон — но это только усугубило ситуацию, нелепую и опасную. Но тут на пороге возник Владимир Семенович: «Все в порядке?» — и произошло настоящее чудо. Со всех этажей в приемное отделение побежал народ с совершенно ошалевшими от счастья лицами. Доктора, медсестры, пациенты... Каким-то чудом весть о том, что в приемном отделении Высоцкий, разлеталась мгновенно. У многих при себе оказались его фотографии, их протягивали ему для автографа, при этом доктора-мужчины протискивались вперед женщин. Около приятельницы уже суетились врачи: «Женщина, потерпите, сейчас, дорогая, сейчас». Помнится, диагноз поставили с ходу (к сожалению, худшие опасения подтвердились), и санитары повезли ее на каталке к лифту. Я, вся на нервах, за ними: «Что с ней будет?» Врач отмахнулась: «Не волнуйтесь, сейчас прооперируем! А он ей кто?» — «Знакомый». На меня уже не обращали внимания, а Высоцкого наперебой заманивали в ординаторскую выпить и закусить, обещая всевозможные армянские и грузинские коньяки, которые у докторов всегда водятся в больших количествах. Он вежливо отказывался: «Извините, мне пора». Когда мы вышли на улицу, все высунулись из окон: пациентки на прощание махали Высоцкому. «Какой успех вы имели в гинекологии! — улыбнулась я. — А ведь вы для них даже не пели...» А он: «Да я спел бы. Но и так уже опоздал на концерт в институт Курчатова, нехорошо».
Высоцкого не нужно было просить о помощи. Вот пример. Он никогда особенно близко не дружил с Аксеновым. Но когда Василия Павловича перестали печатать, Высоцкий принес ему тысячу долларов. Аксенов мне сам рассказывал, как это было. Он, хоть и нуждался в деньгах, потому что всегда имел пристрастие к фирменным шмоткам и был щедрым человеком, стал отказываться: «Спасибо, конечно, но это лишнее, на хлеб пока хватает». — «А я как раз хочу, чтобы вам хватало еще и на масло, — ответил Высоцкий. — Я хочу, чтобы в вашей жизни ничего не менялось и чтобы «они» там, наверху, это видели и злились, что не могут вас достать».
Марина Влади.
«Бедный маленький идиот! — плакала Марина. — Я с крошечными способностями добивалась признания тяжелым трудом. А ему Бог дал огромный талант, и слава была огромной, а он пустил все под откос!» Марина Влади. 1992 г.
Фото: CORBIS/ALL OVER PRESS
И спектакль по книге моего мужа «Дом на набережной» Высоцкий пришел защищать на худсовет, хотя и не был в нем занят. И именно его речь — продуманная, взвешенная, аргументированная — произвела впечатление на чиновников из Министерства культуры и горкома. В итоге спектакль с поправками выпустить разрешили. Помню, когда мы с мужем вышли на улицу, он спросил: «Вот скажи навскидку, чье выступление было самым интересным?» И я, ни секунды не раздумывая, ответила: «Высоцкого!» А спектакль «Дом на набережной» много лет шел с большим успехом. Некоторые, желая сделать приятное Трифонову, говорили: «Знаете, книга все же лучше». Мужа это совсем не радовало: «А как можно сравнивать, это же разные вещи». Юре очень нравился спектакль, мы много раз его смотрели, я — так точно раз двадцать. Однажды я снова шла в театр — когда мужа уже не было в живых. В тот раз я пригласила посмотреть «Дом на набережной» подругу. Еще на выходе из метро достала из сумочки билеты... Заметив это, какая-то девушка подлетела ко мне: «Продайте один билет!» Объяснила ей, что не могу. Девушка чуть не заплакала: «Я ради этого спектакля приехала из Новосибирска, хотите, встану перед вами на колени?» И действительно стала приседать, вот-вот опустится в мартовскую жижу. Я успела ее подхватить, протянула билет: «Возьмите». Не помню, как сама выкручивалась, но на спектакль все-таки попала.
Не менее интересное действо, чем на сцене, часто проходило после спектакля — в кабинете у Любимова. Там собирались талантливейшие умы советской эпохи — писатели Борис Можаев и Юрий Трифонов, поэт Андрей Вознесенский, философ Евгений Шифферс, художник Давид Боровский, публицист Александр Бовин, специалист по Китаю Лев Делюсин, близкий друг Любимова... Их разговоры, их споры — это было необычайно интересно. А вот своих актеров Юрий Петрович на такие встречи не приваживал — мол, не тот уровень. Странно. Высоцкий, например, был очень образован, любил поэзию, знал бездну поэтов — известных, и среднеизвестных, и малоизвестных. Например, очень любил Ли Бо, чудесного китайского поэта, и японца Басё.
Информация взята из – Ссылка
